Я родился в 1923 году в Москве. Все люди тоже когда-нибудь родились. И значит, чтобы войти с ними в контакт, а этой есть конечная цель всякого искусства, надо исходить из того, что они живые, а стало быть, одаренные. Все без исключения.
      Я не верю в бездарных людей. Все люди одарены "жизнью". И перед этим невероятным фактом все остальное — мелочь и подробности. И если я хочу заниматься искусством (а я всегда этого хотел, сколько себя помню), то я должен исходить из этого непреложного факта всеобщей одаренности. Что бы об этом мне ни толковали.
      И хотите верьте, хотите нет, но я это понял сразу, еще мальчишкой, и до сих пор не отступаю.
      Если не считать того, что я обучался в школе, в студии живописи, конно-спортивной школе, а потом в Архитектурном институте, в Институте иностранных языков Красной Армии, в военном училище, в Московском художественном институте им. Сурикова и даже на курсах, где учили писать киносценарии, то сам я учился всегда одному и тому же — как сделать, чтобы тот праздник, то блаженство, которое я испытывал, когда брался за перо или кисть, или музыкальный инструмент, я бы мог как-то передать кому-нибудь еще.
      Авторская песня, барды, менестрели — игра в ретро. В конце XX века, в самое "машинное" время, человек хочет себя чувствовать и музыкантом, и художником, и поэтом одновременно... Песня жива словом. Музыка — это сопровождение, озвучивание слова. Музыкальное исполнение не должно забивать суть песни.
      Песня — интимный жанр. Достаточно одного человека и какого-либо инструмента. Но получается новое, цельное искусство. Человек — цельная личность, а цельной личности необходимо цельное искусство...
      Я окончательно уверился в этом еще до войны. Почувствовал — какая-то новинка здесь есть. В Москву приехала вдова Грина, Нина Николаевна Грин, по каким-то своим литературным делам или архивным. Ей сказали, что в Москве есть мальчик, у которого есть песня на слова ее покойного супруга. Она выразила желание познакомиться со мной. Нас свели в одном частном доме. Я спел песню. Она заплакала. Это было для меня как орден. Можно сказать — хоть дальняя, но посылочка от Грина. От Грина я тогда балдел совершенно.
      Потом она уехала, а еще потом прислала мне книжку Грина, только что вышедшую, "Золотая цепь". И там почерком школьной учительницы, крупным и аккуратным, было написано (какая-то цитата из Грина) примерно так: "Душа человека таит зерно пламенного растения — чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него новая у тебя". Это было как раз перед самой войной, примерно за месяц...