"...Когда ехали в Маньчжурию, жары стояли страшные. Казалось невозможным представить себе карельские морозы и как ночью, во время снежной бури, рвались мины, когда падали сломанные сучья. А сколько этих мин было — ихних и наших! Двадцать километров участок по фронту, восемьдесят в глубину, и они и мы оттягивались в свою сторону и клали эти мины без числа; и столько их было, что карты все перепутались к чертям; и когда началось наступление, танки, прокладывая дорогу, толкали перед собой деревянные катки, которые взлетали от взрывов.
От Москвы до Владивостока ехали полмесяца. Но это только так говорилось — от Москвы, потому что ее-то как раз и не видели, объехали стороной. Сказали, правда, когда уезжали с Карельского фронта, что везут в военные лагеря под Москвой, но потом эшелоны пошли все дальше и дальше, замелькали незнакомые станции — и вдруг Иркутск, а потом Байкал... и еще дальше, и еще... и вернулись домой, кто остался жив, только через год, в сорок шестом.
А тут стояла жара, в вагоны ломились отставшие от эшелонов. Армия двигалась на восток, и мало кто знал зачем..."
На самоохрану двух деревень Напал неизвестный отряд. На базаре об этом второй день Китайцы все говорят...
На базаре об этом в самую рань
Грязный старик стоит на бугре.
"Китаец с китаец говоли сам...
Пыль, пыль. Ах, какая жара! |
Крови нету. Самый пустяк. Но темнеет небес бирюза. Хочется спать, и уже не блестят Помертвелые глаза...
Вонь, смрад, крики "ура!" И русский солдат на маньчжурской земле
Немецкий берет пистолет
Подошел отряд и бандитская рвань
Пока впечатленья еще свежи |